Сожженные мосты. Часть 7 [СИ] - Александр Афанасьев

По обе стороны дороги — какие-то палатки, автомобили, давно сожравшие последний бензин, тряпье, палатки из подручных материалов, просто навесы от солнца. Бегают дети, шум, вонь, загаженные испражнениями и гнильем придорожные канавы. Там же лежат расстрелянные — революционные гвардейцы не церемонятся.

Взгляды… Эти взгляды могли бы убивать, и так эти люди смотрели на них, воинов Аллаха, продвигавшихся под черным знаменем к эпицентру беды. Воины Аллаха чтобы убить неверных взорвали страну, сожгли ее атомным пламенем, уничтожили весь нехитрый быт, создававшийся этими людьми для себя, они сорвали их с насиженных мест и бросили умирать в пустыне. Вопреки устоявшемуся мнению — далеко не все готовы поддержать ислам, далеко не все готовы лишиться нажитого во имя торжества истинной веры — и именно это вызывает безудержную ненависть фанатиков, готовых положить на бесовский алтарь веры свои жизни и требующих от других того же…

Машины, на которых разъезжали боевики, отличались флагами — только не черными, а зелеными. Обычно это были большие, тяжелые машины, грузовики и самосвалы, не всегда военные, в кузовах которых стояли вооруженные до зубов люди, иногда эти люди стреляли в воздух. Была у боевиков и бронетехника, но не так много. Спецназовцы знали, что до сих пор держался крупнейший, узловой аэропорт региона, как военная, так и гражданская авиационная база — база Мехрабад, хотя потери там составляли до девяноста процентов первоначальной численности личного состава. Тем не менее — Мехрабад, поддерживаемый с воздуха налетами бомбардировщиков и штурмовиков держался, удалось наладить доставку туда боеприпасов, подкреплений и даже боевой техники. А вот база в Бушере была частично эвакуирована, потому что рядом было море, и держать объект почему-то сочли нецелесообразным. В поддержке эвакуации участвовал линкор Александр Первый, его шестнадцатидюймовые орудия главного калибра буквально смешали с землей осаждавших. На берегу остался только небольшой плацдарм, который успели подготовить в инженерном отношении — его держали для обеспечения будущей высадки.

Тем не менее — Тихонов, да и Араб тоже, ехавшие в головной машине начали ощущать беспокойство. Флагов с шахадой почти не было — только зеленые, с надписью «Аллах Акбар, Махди Рахбар», Аллах велик, Махди вождь. Это были шииты, а они были «суннитами», многие говорили не на фарси, а на арабском. Они вполне могли сойти за воинов джихада из Афганистана, тем более что в русском спецназе специалистов по Афганистану тоже хватало, «легенда» прошла бы. Но в любой момент их могли остановить, мог начаться религиозный спор — а здесь такие споры обычно оканчиваются стрельбой.

Накаркали! Две машины — бортовая и самосвал перегораживали дорогу, чуть в стороне стоял расстрелянный и обгоревший пикап, видимо пытался прорваться на скорости, и их покосили из пулеметов. Пулеметы здесь тоже были, Араб насчитал целых четыре. И как назло один из боевиков вышел на дорогу, за неимением жезла махнул автоматом, приказывая остановиться.

Араб, сидевший за рулем, положил руку на рычаг коробки передач.

— Спокойно… — сквозь зубы процедил Тихонов — останавливайся, мотор не глуши. Подъезжай ближе к грузовикам.

Боевик, держа руки на автомате, неспешно шел к ним. Араб видел, что по крайней мере двое из троих пулеметчиков целятся в них, третий, кажется, обкурился и ему все до лампочки.

Тихонов опустил стекло. Едва слышно щелкнул замок водительской дверцы.

— Салам… — подойдя, поздоровался боевик.

— Ассаляму алейкум уа РахматуЛлаху уа Баракятуху! — поздоровался полным приветствием подполковник Тихонов — разве не сказал Пророк, саллаЛлаху `аляйхи ва саллям: Приветствуй своего брата всякий раз как встретишь его и воистину, в день Суда ты не окажешься среди потерпевших ущерб? Или тебя не пугает сказанное?

Боевик мрачно и подозрительно смотрел на неизвестного. Его звали Вахид, он был темен и груб, мало чего знал, кроме того, что ему преподали в медресе. Он был шиитом, и ему говорили, что сунниты его враги, потому что они подло убили Али, четвертого имама, да пребудет он по правую руку от Аллаха. Содеянное заслуживает расстрела. Но он знал так же и то, что нельзя убивать тех, кто идет по пути Джихада, потому что это — страшный харам, и за это с него могут снять живьем кожу, или повесить — и он умрет страшной, позорной смертью, никогда не попав в высшее общество.

— Я плохо понимаю твой язык, брат… — сказал Вахид — ты говоришь на языке арабов, а я почти не знаю его, ведь я из персов.

Сказанное имело свою подоплеку и весьма серьезную. Персы были не такими как арабы, они считали себя нацией более высокого уровня, чем арабы, они считали себя потомками ариев — и не случайно, именно на территории современной Персии творил Заратустра. Сказав такое, Вахид тонко оскорбил человека, который даже не пожелал выйти из машины, и у которого на голове была черная чалма, подвязанная повязкой с арабскими письменами.

— Аллах поможет нам понять друг друга, ведь мы братья в Джихаде, и пока не повержен последний из неверных, пока на земле существует ширк, пока все народы не слились в совершенстве таухида[59] — какое может быть между нами непонимание? Что же касается твоих слов, о том, что ты перс, а я араб — признаюсь, мне неприятно слышать их, ведь мы оба сражаемся на пути Аллаха, и встретимся в раю, когда он дарует нам шахаду. Разве не пала Великая Османская Империя от фитны национализма, разве смогли бы русисты поработить мою землю, да и твою тоже, будь между нашими отцами единство? Но нет, сам шайтан пожаловал к моему отцу и сказал «Зачем тебе турки и их власть и их Халиф? когда у вашего народа есть свои валии, амиры и вилаяты, к вашему народу пришёл Мухаммад, вы завоевали турков, а сейчас они правят среди вас». А к туркам пришел такой же шайтан и сказал: «Зачем вам арабы, вы турки, у вас есть свой Халиф, Султан, власть, вы лучше, чем они, отделитесь от них, ведь вы не нуждаетесь в них, а они нуждаются в вас». Посетил шайтан и твоего отца, потому что он скор на злые дела, и не зря мы прибегаем к Всевышнему от его козней и злых наущений. И сказал шайтан «вы персы, у вас есть своя земля и свой шах, вы верите не так как арабы и турки, зачем вам проливать за них кровь, живите и верьте в своей вере, а о братьях забудьте». Но разве не сказано Посланником: «Не наш человек тот, кто призывает к асабийе[60], не наш человек тот, кто сражается ради асабийа и не наш человек тот, кто проявляет гнев из-за асабийи». Воистину слова эти верны, ибо сказаны самим Пророком, а переданы Муслимом, да пребудет он по правую руку его, и вправе ли мы ставить переданное Пророком под сомнение? Аллах тяжко покарал наших отцов за их раздоры и асабию, позволив безбожникам взять над ними верх, и осквернить Два Святых Места, разве вправе мы сомневаться, что это произошло по воле Аллаха, ведь Аллах над всякой вещью мощен, а за ширк и поклонение тагутам, в которое впали наши отцы — мучительное наказание. Может ли быть наказание мучительнее, чем пребывать под пятой кяффиров, смотреть как они оскверняют своим присутствием Два Святых Места, как они делают безбожниками наших детей, поклоняться тагуту и принимать его суд. Вы восстали и убили тагута, а мы пришли на твою землю, чтобы искупить грех наших отцов, и помочь вам сбросить с плеч камень ширка и безбожной тирании, и мы рассчитываем на то, что как только на многострадальной персидской земле установится таухид, вы придете на нашу землю, и поможете освободить ее от кяффиров, во имя Аллаха. Разве имеет значение то, что ты перс, а я араб на пути джихада? И разве ты не знаешь о том, что Пророк сказал, а Муслим передал следующее: «Если кто-либо придет к вам, тогда как ваше дело будет единым, вокруг одного человека, и он пожелает вас расколоть и разделить ваш джама’ат, то отрубите ему голову!»[61]? Имам ан-Науауи, да пребудет с ним милость Аллаха, сказал: «В этом хадисе повеление убить того, кто вышел против правителя и желает разделить мусульман, и если он после предостережения не прекращает, то следует его убить»[62]. А Имам ас-Сан’ани, да пребудет с ним милость Аллаха, сказал: «Эти слова указывают на то, что того, кто вышел против правителя, вокруг которого собрались мусульмане, дозволено убить, для избавления от вреда рабов Аллаха»[63].

Вахид скосил глаза, и увидел, что один из муджахеддинов, сидящий на заднем сидении большой русской машины, держит пулемет так, что его дуло смотрит прямо в живот Вахида. Он видел, как из пулеметов расстреляли инженеров, строивших оросительные каналы — и совсем не желал оказаться на их месте. Тем более что намек, который последними словами дал командир муджахеддинов был более чем ясен — того, кто вносит раскол и смуту в ряды муджахеддинов дозволяется убить.

— Я вовсе не хотел вносить раскол между теми, кто идет по прямому пути — миролюбиво сказал Вахид — скажи мне, кто ты и куда едешь?